Николай Бондаренко - В воздухе - испытатели
- Будем садиться на фюзеляж! Не прыгать! - приказал Беляев экипажу, зная, что высота очень мала и прыжок на такой высоте опасен.
- Фоккер"! "Фоккер"! - закричал в это время штурман Васильев и открыл стрельбу из "Березина". То же самое сделал и стрелок-радист Марков, вынув "ШКАС" из бокового гнезда и положив его на задний борт кабины.
Через несколько секунд "фоккер" задымил, вышел из атаки и со снижением ушел в направлении своей территории. Однако его воровская атака из-за облаков была небезрезультатной. В самолете Беляева загорелся левый центропланный бензобак. Ранен был в голову Васильев. Затих Марков.
- Евстафий! - позвал Беляев стрелка-радиста.
Но ответа не последовало. "Убит?" - затревожился Беляев и направил горящую машину к единственной небольшой полянке в лесу.
Летчик старался сесть в начале полянки, но ему помешали деревья, и, срубив крыльями несколько их верхушек, он сел на середине поляны. Машина, ломая посадочные щитки, поползла по земле. А впереди стояли вековые дубы. Всего лишь сто пятьдесят метров было до них.
Сцепив зубы, сжав крепко руками штурвал, Беляев смотрел на неотвратимо приближающуюся стену леса. Вдруг он увидел небольшое пространство между двумя огромными стволами дубов. "Туда бы!.." - мелькнула у Беляева мысль, и горящая машина, словно выполняя в последний раз желание своего хозяина, влетела в это пространство.
Вековые дубы... Сколько уже раз они обновляли свою листву, а затем сбрасывали ее вместе с желудями на землю? Сколько лет и зим они стояли нетронутыми? Но пришла на литовскую землю война, развязанная фашистами, война, калечащая и убивающая все живое. И вот наступила очередь и этих вековых дубов! Огромной силы удар горящих моторов и крыльев ранил их. Они покачнулись, скрипнули и, заключив словно в объятие пылающий самолет Беляева, не пустили его дальше.
От резкого толчка Васильев ударился раненой головой о бронеспинку сиденья летчика. Беляев хотя и крепко упирался ногами в педали, но тоже подался вперед и ударился лицом о приборную доску. И лишь только Маркову, прошитому насквозь пулеметной очередью, еще в воздухе, было уже все равно...
Отстегнув торопливо привязные ремни и сбросив фонарь, Беляев выскочил из кабины.
- Миша, скорее выходи!.. - крикнул он штурману.
Но Васильев был без сознания. По его лицу текли струйки крови.
Вытащив штурмана из кабины, Беляев отнес его немного в сторону и положил на землю. Затем он бросился к кабине стрелка-радиста. Марков лежал весь бледный и не дышал. Беляев схватил его за руку. Она была еще теплой, но пульса уже не чувствовалось. В это время к горящим обломкам самолета подбежали наши саперы.
Вскоре, отвезя штурмана на "полуторке" в госпиталь, Беляев снова вернулся к месту своей посадки, чтобы похоронить Евстафия Маркова.
Могила была уже вырыта. Саперы сидели неподалеку от нее и молча курили. Беляев распустил залитый кровью, пробитый во многих местах пулями парашют и вместе с солдатами завернул в него тело Маркова.
Посыпалась в могилу земля...
И вырос на литовской земле маленький бугорок, у одного края которого был вкопан невысокий, толстый березовый столбик. Один из саперов стесал топором на нем площадку, и Беляев химическим карандашом написал: "Стрелок-радист Марков Евстафий Евграфович". Беляев не помнил дня и месяца рождения Маркова и потому, поставив дату его гибели, дописал: "Вечная слава герою, павшему за освобождение Родины!" Макая карандаш в воду, налитую в консервную банку, Беляев аккуратно поправил им все буквы, цифры и восклицательный знак. Затем отошел в сторону и закурил.
Похороны однополчанина... Не было на них оркестра и не было речей... Не было на могиле установлено монумента, на котором высечено золотом все, что полагается... А были только могила, парашют да скупые солдатские слезы... Были еще три очереди из автоматов. И была еще негласная клятва каждого отомстить фашистам!
Я помню, каким тогда явился в полк Беляев. Похудевший, измученный пережитым... Но уже на следующий день он снова полетел на боевое задание...
Крепко Беляев мстил фашистам! Об этом говорят его 86 боевых вылетов, выполненных всего лишь за одиннадцать месяцев!
Я знаю, что у моих однополчан, отлично воевавших от первого и до последнего дней войны на самолетах СБ и Пе-2, наивысшие цифры количества боевых вылетов: 180, 187, 216... Есть цифра и 320! Столько боевых вылетов на Пе-2 совершил наш комэск Анатолий Иванович Балабанов. Летчиков, выполнивших 320 боевых вылетов, не часто встретишь во всех наших ВВС. Но если умножить 86 на четыре (ведь Балабанов воевал всю войну, а Беляев только 11 месяцев), то получается, что Беляев воевал не менее интенсивно, чем Балабанов.
Я сам не раз видел, как Беляев, когда его эскадрилья не летала, подходил к Макееву и Бабаеву - комэскам второй и третьей эскадрилий и просился лететь на боевое задание с ними. И летел. Его всегда брали, потому что он был отличным летчиком.
Помню: слетали мы как-то на боевое задание очень рано, еще до завтрака. А когда вернулись на свой аэродром, Беляев подошел к моему самолету и, потирая ладони рук, радостно сказал:
- Вот это да! Летали до завтрака... Слетать бы еще раз до обеда и раз после него. И так каждый день. Ведь война вот-вот закончится, а я еще маловато сделал для победы! Хотя бы сотенку вылетов сделать!..
Беляев изо всех сил старался наверстать "упущенное". Он храбро наносил бомбардировочные удары при прорыве вражеской обороны у ворот Восточной Пруссии. Бомбил эшелоны врага на станциях Гумбинен, Инстенбург, Прейсишь-Айлау, Тапиау. Бомбил порт Пилау, аэродромы Инстенбург, Нойтиф, Нойкурен и другие. Неоднократно бомбил укрепленный пункт Хайлигенбайль. Погода в то время была плохая, и мы бомбили этот пункт с высоты 500-600 метров!
А потом нашей целью был Кенигсберг, укрепленный многочисленными фортами. Беляев со своими команди~ рами и товарищами летал бомбить с пикирования и эти форты, применяя фугасные бомбы с реактивными ускорителями.
Два боевых ордена и две медали украсили грудь боевого летчика-пикировщика Николая Николаевича Беляева!
После войны Беляев продолжал службу на дорабатывающих ресурс "Петляковых", а летом 1950 года он прибыл к испытателям.
Николай Николаевич быстро вошел в строй и начал испытывать поршневые и реактивные бомбардировщики. Первым его самолетом был Ту-4, на котором он проводил много различных испытаний, в том числе и крыльевую дозаправку в воздухе.
Однажды в испытательном полете на дальность радиосвязи Николай Николаевич попал на Ту-4 в сильную грозу. Произошло это летом в небе Забайкалья.
Началась страшная болтанка, угрожающая безопасности самолета и экипажа. Гроза не прекращалась, и Беляев принял решение немедленно выйти из зоны действия грозы. Он приказал штурманам Дмитрию Шорохову и Андрею Ерагину определить, использовав радиолокатор, безопасную зону, чтобы продолжить испытательный полет.
